Проблема "военного тупика" всегда так или иначе заставляет задуматься, почему же происходят военные революции или другие серьезные трансформации военного дела.
Проще говоря: почему иногда война очень сильно меняется?

Ответ, которым первым приходит в голову: из-за новых технологий, т.е. когда появляется новое оружие или новые виды вооружений. Примеров тому полно: огнестрельное оружие, штык, дальнобойная артиллерия, танк; сейчас вот дроны всем полюбились (да, и статьи о "революции дронов" выходят десятками, и каждому военному эксперту в интервью обязательно скажут: "а вот это же из-за дронов все, да?")
Вообще, МНОГИЕ военные историки / аналитики / эксперты очень сильно любят технику, интересуются техникой, – и вполне ожидаемо делают упор на технологии как первопричину военных революций.

Ответ второй: изменения войны связаны с изменением военной мысли, доктрины.
За примерами тут тоже далеко ходить не придется. Танки впервые появились в 1916, однако никакой революции тогда на поле боя не случилось, да и в целом толку от них в ПМВ было немного. Дроны первыми активно стали использовать игиловцы, гранаты с них сбрасывать – это их ноу-хау; ну и где теперь те игиловцы.

В общем, у нас есть два лагеря: те, кто ратуют за ведущую роль "технологий", и те, кто ратуют за ведущую роль "мысли". Кто же прав?

Ответ вы уже знаете: оба подхода и правы, и не правы одновременно. Природа военных трансформаций очень сложна – и там "технологии" и "мысль" не противостоят друг другу, а друг друга дополняют.

Я бы описала это так. Новая технология – необходимая предпосылка для военной революции.
Технология колеблет устоявшиеся представления о том, как надо воевать и побеждать; она создает такую ситуацию, где воевать по-старому попросту невозможно.
Ручное огнестрельное оружие, вошедшее в широкий обиход в конце XV века, тут же показало, что оно способно остановить главную ударную силу того времени: тяжеловооруженного всадника.
Танк, в 1916 медленный, неповоротливый (и который нагревался внутри так, что там можно было находится часа 4 от силы) – так вот, он уже показал, что в атаку может идти не только пехота, а еще и железная стреляющая штуковина.
Но одной предпосылки – одной технологии – для военной революции мало.

Чего не хватает? Не хватает, собственно, нового мышления: ведь надо придумать, как именно эту новую технологию использовать, как с ее помощью побеждать.
Т.е., речь идет о тактике и о доктрине; или, как называет это Стивен Биддл, известный американский аналитик – "force employment", применение сил.

В идеале формула выглядит так: сперва новые технологии, потом вокруг них выстраивается новая тактика и доктрина = военная революция.

Так, к танку в конце концов появилось то, что называют доктриной блицкрига (сейчас так называют; современники этого термина не использовали).
К ручному огнестрельному оружию – терции и тактика pike-and-shot; и эти уже послужили не просто военной революции, а Военной революции с большой буквы, которая изменила войну и военное дело кардинальным образом.

Поэтому дроны и другие новинки это, конечно, "хорошо и замечательно", как говаривал Фердинанд Фош, – но их одних мало.

София Широгорова

t.me

! Орфография и стилистика автора сохранены