Я почти никогда не храню своих блокнотов, потому что давно поняла сиюминутность любых, даже самых драгоценных некогда записей. Но этот "блокнот", вернее пару его "страниц", сохранила. Во-первых, это моё ноу-хау на случай, если секьюрити сразу на входе требует сдать на хранение сумку со всей необходимой записывающей и фотографирующей техникой, а во-вторых, с помощью этой реликвии хотелось бы оставить вещественную память о знаменательном событии. Ведь оно в некоторой степени есть ключ к разгадке важной тайны: почему мы, россияне, как бы не совсем от мира сего? В данном контексте под словом "сей" я подразумеваю тот мир, где добро борется со злом, "свобода с несвободой", милосердие с жестокостью, справедливость с несправедливостью — и все это в конечном итоге ради человеческого достоинства и будущего своих детей. Главное же: почему нам по большому счёту все эти антитезы вообще "по барабану"?
Итак, из Парижа, вернее, из его пригорода Таверни с митинга иранской оппозиции в изгнании под эгидой Национального совета сопротивления Ирана (НССИ), вместо банальных блокнотов, исписанных моими каракулями, тогда, летом 2010 года, я привезла несколько странных папирусов, а точнее, кусков картона. На этих картонках в течение пяти часов под палящим солнцем на одной из трибун гигантского стадиона, вместившего десятки тысяч противников тогдашнего режима Ахмадинежада, я записывала выступления лидеров иранской оппозиции и интервью с рядовыми участниками митинга. Они же, будучи моими соседями по трибуне, приносили мне, как птицы в клюве, эти большие картонки каждый раз, когда очередная картонная коробка с бесплатными бутербродами становилась пустой, и даже время от времени держали над моей головой зонтик от солнца. На зонтике по-английски было написано "Демократия с Мирьям Раджави".
В 1993 году эта женщина была избрана президентом Ирана в изгнании, она довольно популярна среди иранских оппозиционеров-радикалов. Справедливости ради надо сказать, что у этой организации весьма противоречивая история. В 1960-х годах ее сформировали студенты, стремившиеся противостоять чрезмерному влиянию США и их союзников в шахском Иране. Западные СМИ в дальнейшем не раз писали о некоей смеси марксизма и ислама в ее идеологии. Первоначально поддержав исламскую революцию, в 1997 году эта группировка была официально внесена Госдепартаментом США в список террористических организаций. Позднее Вашингтон неоднократно заявлял о ее связях с "Аль-Каедой". Однако после вторжения американских войск в Ирак "Моджахеддин-э Хальк" заключила с Америкой перемирие, и за океаном ее членов перестали считать террористами. В 2009 году ЕС также исключил эту группировку из списка террористических. Действительно, как-то трудно увязываются в сознании понятие "терроризм" и декларируемая Мирьям Раджави приверженность принципам демократии, уважения прав человека, равноправия женщин, мира и дружбы со всеми народами, включая Государство Израиль.
Не удивительно поэтому, что только по подозрению в причастности к этой организации в Иране были казнены и брошены в тюрьмы сотни тысяч противников действующего режима.
…Немолодой мужчина по имени Ками в конце семидесятых изучал в тегеранском университете международное право. Сразу после революции 1979 года эмигрировал в Германию. С тех пор всеми доступными для оппозиционера в изгнании методами борется с "режимом мулл" за установление на его родине свободного и демократического строя.
Тогда же уехал из страны его товарищ Аши, инженер по образованию. Покуда шёл митинг, к ним подходили соотечественники, живущие во Франции, в Англии, в Швеции… Я видела, как, обнявшись, плачут уже немолодые мужчины. Им было, по ком плакать…
Ками рассказывал мне, какие немыслимые пытки применяются к умирающим от жажды, голода и духоты оппозиционерам в переполненных тюрьмах Ирана. Как под тюремные камеры переоборудованы подвалы многих домов, потому что тюрем "катастрофически" не хватает: всех, кто борется с ненавистным режимом, в буквальном смысле "не перевешаешь".
Я спросила Ками о том, что для меня было тогда и остается сейчас, в январе 2018 года, когда я снова слышу новости из непокорного Ирана, загадкой: почему люди не боятся открыто протестовать? Хотя они прекрасно понимают, что за этот протест заплатят жизнью или в лучшем (?) случае попадут на многие годы в кошмар застенков, откуда если когда-нибудь и выйдут, то беззубыми, немощными стариками. Так почему же они идут на это по сути самоубийство? Им что, как у нас в России говорят, жить надоело?
"Им надоело жить, не уважая себя, — ответил мне человек, — и ещё они знают, что бесплатно свобода не раздаётся. Но люди платить готовы..." "Но ведь Иран так отсюда далеко и вряд ли при нынешних условиях “звукопроницаем”", — выразила я свои сомнения в эффективности этой хотя и мощной, но оторванной от места действия акции.
"Они нас всё равно слышат", — ответили мне...
Звучала Марсельеза, и как-то совершенно органично с этим гимном свободе человеческого духа на всех трибунах развевались сиреневые флаги с изображением золотого льва на фоне солнца, символизирующего будущий, непременно когда-нибудь свободный Иран.
К сожалению, послесловие у этой истории вышло совсем из другой оперы, точнее, из другого кино. Кино же это, причём совершенно гениальное, называлось "Окно в Париж". Попытайтесь представить, заставив своё воображение работать на пределе возможностей, как среди тысяч этих счастливых и одухотворённых лиц, олицетворяющих собой пусть иллюзорную, но неизбежность победы добра над злом, появляется Горохов и компания, которых в фильме Юрия Мамина играли блистательные Нина Усатова и Виктор Михайлов. Только гороховых этих на стадионе было не двое, а набиралось (откуда только взялись?) несколько десятков. Какое они имели отношение к иранской оппозиции в изгнании — вопрос. Просто, вероятно, ввиду распространённости вида проникновение его представителей в массовое скопление неважно по какому поводу собравшихся людей было неизбежным. Гримаса закона больших чисел, должно быть.
Наши люди, деловито пробираясь сквозь заполненные ликующим народом трибуны, всё, что попадало им под руку, извините, "тырили". У кого-то из этого десанта в обеих руках были пластиковые упаковки с колой — по двадцать в каждой, у других — большие коробки с бутербродами, у третьих — охапки бесплатных зонтов, заботливо разложенных организаторами на трибунах, соломенные шляпы по десяток на брата и т.д.
Гуськом-гуськом товарищи тянулись к выходу, с гордым видом минуя несколько обескураженных стражей исламской секьюрити. Догоняю и задаю нескромный вопрос:
– Уважаемые соотечественники, как вы относитесь к режиму мулл?
– Чё-чё?..
– Понятно. Второй вопрос: зачем вам такое количество бутербродов? Ведь уже завтра этот "сухой паёк" высохнет и испортится.
– Высохнет — выбросим. Не ваша забота.
Факт: забота была не моя, вот только "папирусу" со дна этих коробок с бутербродами уж точно не суждено было стать страницами моего "блокнота"...
! Орфография и стилистика автора сохранены
