Новогоднее интервью Екатерины Шульман "Росбалту", в котором массовый читатель был причащен к термину "анократия" (слабое государство) — как дефиниция государственного устройства Украины — по прочтении навело на прогноз: "Грянет бой, не позавидуешь…"
Именно это и произошло. Сообщество комментаторов пусть не пустилось во все тяжкие, так пришло в небывалую ажитацию. Адвоката термина от разноса спас не столько ее завидный авторитет в медиапространстве, сколько то, что в первом эшелоне критиков преобладал профессиональный люд, поддерживавший научный уровень дискуссии.
Вокруг чего весь сыр-бор? Как ни странно, его лейтмотив до сих пор не проговорен. Он – сакральный статус Украины в российском либеральном дискурсе, по негласному консенсусу аксиоматичный.
Насколько это справедливо? На определенном этапе — на сто процентов. Ибо свежевание Украины Кремлем побуждало чистоплотного душою россиянина посыпать голову пеплом. Здесь нельзя не отдать должное российской либеральной элите, с момента аншлюса занявшей твердокаменную, но безупречной нравственности позицию: возврат Крыма — безусловен, предводителей оккупации — в Гаагу. Точка. При этом расширительные трактовки события многими антипутинцами обрывались на корню, а любое покушение на сакральность Украины, умаленной путинской агрессией, уподоблялось расхищению гробниц.
Между тем этот тезис — перманентного катарсиса — чем-то отзванивает извечным диспутом: верна ли норма "О мертвых либо хорошо, либо ничего", почему-то вытеснившая оригинал Хилона "О мертвых либо хорошо, либо ничего кроме ПРАВДЫ"? Иными словами, должна ли украинская трагедия обращаться в языческий символ, не подлежащий рациональному анализу? Если конкретнее, то отправление этого культа — не медвежья ли услуга Украине, до предела сузившей поиск виновных в своей трагедии?
Цикл соболезнований и безоговорочной солидарности с жертвой принадлежит прошлому, выказавшему достаточно деликатности. И самое время отбросить вуаль траура, на мой взгляд, лишнюю. Да, ублюдочной агрессией украинцам нанесена тяжелая психофизическая травма, не проявляющая зримых признаков рассасывания, да, поиск истины, в особенности нелицеприятной, не может не содержать нравственных фильтров.
Но все это не заслоняет лежащих на поверхности обстоятельств. В феврале 2014 г. Украина — не слабое государство, а его отсутствие, профанация идеи государственности. Беда не в дефиците лидера, сиганувшего в кусты изгнания, и, как следствие, подставившего родину пиратскому гоп-стопу, и не в кладбищенском наследии, как оказалось, бессмертного СССР, и не в беспримерной коррупции, отравившей национальный организм, а в том, что Украина на тот момент, как страна, не сложилась. Исторический ли код зоны обитания таков или генетически ей так предначертано — не столь уж важно. То, что выстраивается, Россия к украинской разрухе трехлетней давности, предшествовавшей агрессии, ни с какого боку, как, впрочем, и любой иной внешний актор.
В поисках аргументов за и против Украины можно долго копаться в новейшей истории, мечась между воссоздавшей свою государственность Прибалтикой и погружающейся в феодализм Средней Азией, но факт остается фактом: даже прогрессисты Украины, вытеснившие президента-клептократа, не осмелились извлечь и ракетницу для острастки питона, принявшегося в четырнадцатом заглатывать страну-побратима. И не подопри зону АТО своими ландскнехтами Коломойский, в десятом поколении "гайдамак", как и волонтеры из Галиции и Буковины, то неизвестно, чем бы все кончилось. Ведь, по объявлении мобилизации сотни тысяч молодых украинцев кинулись за пределы страны — и большая часть, как ни обидно, в Россию. Добирались и до таких экзотических мест, как Израиль.
В те дни весь цивилизованный мир вздрогнул, когда восьмидесятилетний Леонид Кравчук, первый президент единой и независимой, предложил себя в качестве добровольца, согласись ВС Украины принять его в свои ряды. Но тут напрашивается: где были его мужество и политическая воля, когда он, прожженный партаппаратчик, пусть под огромным давлением, узаконил в девяностые базу ВМФ России в Крыму, а несколько позже — уступку ядерного потенциала России. Не на этом ли троянском коне, выкормыше политической инфантильности спустя два десятилетия въедет в Таврию российский интервент?
Можно сколько угодно списывать паралич украинского политикума в марте 2014-го на отсутствие армии, долгие годы обретавшейся на задворках государственных интересов и оттого не состоявшейся как таковой, экстраординарность момента, продиктованного беспримерным (в контексте современности) коварством соседа, преступное бездействие Запада в ответ на путинскую агрессию не расчехлившего хоть одну пушку, но все это не оправдывает практически повсеместной беспомощности украинской нации в тяжкую для страны годину. Лишь когда над Украиной нависла угроза полной потери суверенитета, ее общество мало-помалу выползло из морока апатии.
Между тем Украина — крупное восточноевропейское государство с сорокамиллионным населением и рядом высокотехнологических отраслей промышленности. Ее потенциал несопоставим с перспективами крохотной на ее фоне Грузии, так же как и Украина, сделавшей европейский выбор. Но у Украины никак не выходит выдвинуть лидера-реформатора масштаба Саакашвили, более того, заимев оного в качестве топ-функционера, как и многих прочих варягов, управленцев экстра-класса, совместить тот уникальный опыт со своими приоритетами, где доминирует широкомасштабная коррупция, она не смогла.
Разумеется, три года — малый срок для фундаментальной трансформации общественно-экономического уклада, хаотично слепленного из лоскутов бескрылого прошлого и недостаточно осмысленного настоящего, как и нельзя принижать роль крушения несущих — некогда тесного делового партнерства с Россией — и отвлечения огромных ресурсов на войну, но чем дальше мы удаляемся от Майдана, тем больше вызревает ощущение: государственное строительство Украины вязнет в бесконечности эгоизмов, ищущих виновных где угодно, только не в себе.
Погружаясь в комментарии к статьям благожелателей Украины, но с более-менее трезвым взглядом на ее проблемы, я каждый раз изумляюсь, насколько украинский дискурс далек от осмысления причин национального кризиса и нетерпим к покушению на свою нравственно-этическую привилегию, дарованную особыми обстоятельствами, но, убежден, отжившую свое. Сколь бы ни было тяжким преступление, совершенное против Украины Кремлем, оно не может оккупировать национальную повестку от "А" до "Я", выдавливая базисное — исторический долг украинцев строить на своей земле полноценное государство, на мой взгляд, пока существующее в виде аванса. Ведь никто на этом свете за них это не сделает.
