Что конечно самое омерзительное во всем Болотном деле, это вопросы: "А что тебе грозит?" и "Ну, главное, чтобы ты не села". В этот момент все, что я могу сделать — это досчитать до трех и ничего не отвечать. Обычно еще люди добавляют, что конечно же интерес к Болотному делу появится, ну, когда будет приговор. Ну и тогда, дескать, "Болотная" что-то с этим сделает. Например, напишет классные колонки (тут я плюю в саму себя вообще-то, я же тоже напишу что-нибудь классное).
Когда будет приговор, кстати, никому не известно, пока это все выглядит как три рабочих дня в неделю, которые крадут у всех. Включая судью и прокуроров, кстати. До этого — это было пребывание в следственном комитете и чтение того бреда на 64 томах, в то время как тебя спрашивали: "Нет, а чО ты там делаешь-та?". Или чтение этого же бреда в СИЗО. А для некоторых — это еще более изощренное издевательство. Людей выпускали, но обвинение с них не снимали, как и подписку о невыезде. Так они и не могут никуда уехать, получить загранпаспорт и вообще жить, как нормальный человек, хоть у них и не будет никогда суда или приговора.
Запомните пожалуйста, всех фигурантов Болотного дела приговорили 14 месяцев назад. Они уже отбывают свои сроки. БОЛЬШИНСТВО их отбывает в реальной ТЮРЬМЕ. Некоторые их отбывают в виде политэмиграции — нищего пребывания в чужой стране, где тебе никто не поможет и где у тебя нет никакого будущего, так как это все чужое. Один человек не выдержал это и покончил с собой. И когда вы что-то говорите про приговор, то помните, что приговор уже был. И вам уже было все равно. Потому что я-то запомнила все, что было сказано, спрошено и прокомментировано. И все отведенные глаза тоже запомнила.
Когда это все изменится? Когда Болотная площадь будет отличаться от тех людей, что за стенами Кремля? Когда в России вообще будет другое общество? Читайте об этом в моей новой книге Н.И.К.О.Г.Д.А.
П.С. Но помните, что за условными стенами Кремля человеческий материал-то другой. Тоже не айс, но представления о долге и чести у них все же имеются.
! Орфография и стилистика автора сохранены