– Мы здесь, Питирим, в Гаагу обратились. В трибунал по бывшей Югославии. Ну, чтобы Милошевича нам отдали полечить. У него шум в голове и давление. Все бумаги оформили: мол, гарантируем возвращение по первому требованию. Так, представляешь, нам отказали! Это же полное недоверие к России! Дескать, заберем Слободана и не вернем. Укроем от карающей десницы правосудия. Что делать, Питирим? Может, акции какие, демонстрации? Жириновский, "Наши"? Или апелляцию подать? Три дня думали всем МИДом – решили к тебе обратиться...
Вижу – пребывает министр в глубоком заблуждении. Вынужден его просветить:
– Да не боятся они ничего! Просто не верят в гуманитарные ваши мотивы. Смотри, Платон Лебедев, пока его судили, на здоровье сильно жаловался, просил врачей ему прислать независимых, иностранных. Не пошли навстречу. А здесь вдруг засуетились. Здоровье Слободана, оказывается, драгоценно, МИД им занимается. А его, между прочим, за геноцид судят. В Европе говорят – двойные стандарты. Я таких слов не знаю и скажу, как есть: низкопоклонство! Перед иностранцами лебезим, а своих уморить готовы. Непатриотично! Нелеченый Лебедев сидит на Ямале, ему там кисло, вон, кассацию очередную подал.
– Так Лебедев – не по моему ведомству, – несколько опешил мой гость. – Это ты, Питирим Игнатьич, Чайке скажи, он у нас министр юстиции.
– А для них, политиканов европейских, мы одно ведомство. Россия называется.
– Понимаешь, Питирим, третируют нас. Гусинского не выдали. Березовского не выдали. С Закаевым конфуз. Ладно, просим, выдайте нам кого-нибудь хотя бы на лечение. Тот же результат! Мы тут с заявлением выступили, мол, принимаем к сведению, но не можем не выразить сожаления... Но, сам чувствую, недостаточно. Осадок остается.
– Выход из ситуации есть, – начинаю генерировать идеи. – Даже два.
Потухшие глаза министра загорелись.
– Путь первый. Вы по своим каналам намекаете, что Россия не возражает, чтобы известные наши сидельцы – адвокат Трепашкин, разгласитель гостайны физик Данилов или тот же Лебедев подлечились в Нидерландах... Готовы выпустить под гарантии голландского правительства. Они, натурально, возрадуются, сделают официальный запрос. Мы выпускаем адвокатов-физиков. И повторно обращаемся по Милошевичу. Есть шанс...
– Нет, – морщится министр, – не пойдет. Никто нам этого не разрешит. Ты бы еще сказал – Ходорковского в Голландию! А второй путь?
– Совсем простой. Милошевича, ты понимаешь, так или иначе посадят. Ему надо где-то наказание отбывать? Почему не у нас? Мы тоже имеем право! Обращаемся с просьбой, чтобы нам Милошевича прислали для отсидки. Обещаем поблажек не давать. И, натурально, отправляем его на Ямал, в колонию к Платону Лебедеву. Там, в лагерной санчасти, оказываем ему необходимую помощь. Что, мы койки свободной в лазарете для него не найдем?
– Он в Бакулева просился, в центр сердечно-сосудистой хирургии, – замогильным голосом сообщил министр. – Лужков его ждет.
– Ну, здесь выбирать не приходится. Брат его, Борислав, говорит – опасаемся, что в Голландии Слободана отравят. А тут полная гарантия. Может, не вылечат, но, точно, отравы никакой не подсыпят.
– Я, конечно, не юрист, – замялся Сергей Викторович. – Но, кажется мне, что Милошевич должен отбывать срок поближе к дому. Чтобы родственники его навещали. Чтобы климат привычный. Там, на Ямале, полярная ночь полгода. Ультрафиолета не хватает. Фрукты в дефиците. Там здоровья не поправишь. Есть же соображения гуманности? Да и не согласится Слободан…
– Тогда, – говорю, – есть третий выход.
– Какой?
– Помнишь – "обменяли хулигана на Луиса Корвалана"? История с Буковским. Захватить кого-то, кто для них там, в европах, ценен, – и обменять.
– А что, – просиял министр, – Буковский к нам время от времени наезжает. Опыт у нас есть. А скандал переживем. Гениально, Питирим, гениально!
Я скромно потупил взор.
Все события и персонажи являются вымыслом. Любые совпадения случайны.
